Когда-то Станиславский сказал Грибову, что он - прежде всего комедийный артист. По сути, всю жизнь он доказывал себе, что это только часть правды. Он мечтал о короле Лире, Федоре Карамазове, Эзопе. Не случилось. Отсюда же и другая, главная - на всю жизнь - мечта: Фома Опискин, в котором соединились бы все грани его таланта. Он его и сыграл в конце жизни.
Оттуда же, из тех же корней, и его Чебутыкин, которого он играл на протяжении почти сорока лет. В этой роли сошлись актерская и человеческая драмы Алексея Грибова.
Это случилось в Ленинграде, во время гастролей, куда он приехал один, без супруги. Уже выйдя из поезда, он почувствовал себя плохо. Отлежался в гостиничном номере, вечером пошел на "Три сестры". Состояние было плохое, совсем скверное. Надо сказать, Алексей Николаевич никогда особо не болел. Крепкий, спортивный, он лишь безостановочно курил. Когда приходил к сыну на Новослободскую, в течение получаса заполнял объемистую пепельницу толстыми окурками "Беломора". Во время последней перед его болезнью встречи неожиданно сказал Алексею, что у него плохие предчувствия. Услышать такое от Грибова - человека, ненавидевшего любой пафос, было по крайней мере странно.
...Перед выходом на сцену ему стало совсем худо. Рука не попадала в обшлага сюртука, повисла плетью. Почему никто этого не заметил - понять трудно. Дали занавес. Пошли первые реплики. Текст Чебутыкина слышался все глуше и неразборчивее. Он начал приволакивать ногу. Потом опустился на стул. Из зала раздался крик: "Дайте занавес, актеру плохо! Я врач!" Спектакль прервали, но потом Алексей Николаевич вновь вышел на сцену. Доиграл спектакль и уехал в гостиницу. Почему ему тогда не оказали помощь, совершенно непонятно. Если бы занавес дали сразу, последствия мощнейшего инсульта могли предотвратить. Во МХАТе помнили о смерти Добронравова во время спектакля "Царь Федор", когда в кассу был возвращен только один билет; о смерти Хмелева во время прогона того же спектакля.
Драму усугубило то обстоятельство, что помощником режиссера на "Трех сестрах" работала Изольда Федоровна. На нее и посыпались обвинения.
Алексей Грибов. Что случилось, не могу сказать. Маму начали обвинять в страшных вещах. Переживала она ужасно. Но я-то знаю: она была человеком высочайшей ответственности. Если бы ей четко сказали, что надо прекращать спектакль, то она это сразу бы сделала. Мои попытки объяснить эту ситуацию ни к чему не приводили. Есть Бог - он все и рассудит. Ни мамы, ни отца нет в живых. Не мне судить, что там произошло...
В Москве Грибову стало немного лучше. Восстановилась речь, он начал ходить, хотя и не слишком уверенно. В твердой памяти, в твердом сознании он даже приступил к занятиям со студентами МХАТа.
Смерть уточняет жизнь. Не терпевший пафосных жестов, Алексей Николаевич Грибов, казалось, и смерть-то свою жанрово снизил: смотрел по телевизору какой-то фильм, смачно обругал его и... ушел из жизни. Это случилось 26 ноября 1977 года.
Дмитрий Щеглов, Совершенно Секретно